– И даже на это вы права не имеете, тора Яна.

– Я не имею?

– Вы приняли Русину.

– И что? – искренне не поняла Яна. – Русина до меня стояла и без меня простоит! Что с ней станется?

– Безвластие, тора Яна, время страшное.

– Не я это за людей выбрала.

– Это верно. И за своего отца вы не в ответе. И за его слабости, и за его выбор…

– Вы так не думаете.

Яна со вздохом взяла чашку, покрутила ее в руках. И чуточку отступила назад.

Есть два вида священников. Одни крепят веру в душах. Другие – имидж церкви. Одни едут нести слово божие, и не мечом и огнем, а добротой и любовью. Работают в больницах, копаются в грязи… был такой архиепископ Лука! Встретишь – и уверуешь.

А вторые торгуют отпущением грехов. Открывают церковные лавки и ездят на мерседесах, наивно полагая, что служат Богу. Хотя да, богу-то они служат. Маммоне, наверное…

Этот священник явно был настоящим. И мозоли на его руках наглядно свидетельствовали – батюшка не только лоб разбивает на молитве. Серьезный человечище.

– Думаю, тора Яна. Только вот… слаб я, как и всякий человек. Русина – это ноша тяжелая, каторжная, не для ваших плеч. Но и принять ее больше некому. Вы и сами понимаете, стержень нужен, идея нужна…

– У Пламенного – есть.

– Вы сами видите, какой кровью его идеи оборачиваются.

Яна видела. Но справедливости ради…

– В появлении Пламенного тоже виноват мой отец. Страну довел он, Пламенный лишь расхлебывает заваренную им кашу.

– Я это понимаю. А народ – поймет?

Яна качнула головой. Отпила чай, не чувствуя вкуса, положила ложку меда, размешала… как на кордоне привыкла.

Вредно?

Да наплевать!

– Народ не поймет. Людям стабильность нужна, а не дележка власти.

Только вот стабильности им Яна и не даст. Помрет потому как… Но в ее силах дать легитимность следующему монарху. Вот это – реально.

– Тора Яна, посему-то мне кажется, что вы для себя уже многое решили. Только произносить не хотите. Не нравится вам ваше решение…

Яна сжала пальцами горячую чашку – и сорвалась.

– А кому, кому это понравится!? Меня чудом не убили… сколько раз – я не считаю! И от меня требуют, опять требуют… да почему я не могу просто жить!? Не оглядываясь ни на кого? Почему!?

– Потому что вы человек?

– Неужели?

– Тора Яна, вы же и сами все понимаете. Чем человек от животного отличается? Хвостом?

– Шерстью.

– А еще тем, что животное думает о себе, а человек – о других.

Яна и возражать не стала. И не все животные, и не всегда о себе, но… в этом ли был смысл? Что толку спорить о зоологии?

– Все я понимаю. Но мне это безумно не нравится…

– Знаю.

– А знаете, что в итоге меня убьют? – не удержалась Яна.

– Воля Творца для нас неисповедима…

– Так на моей могилке и напишите. Считайте завещанием.

Епископ опустил глаза.

– Не надо о плохом, тора Яна. Я молиться за вас буду.

Сволочизм? Не без того. Яна поставила чашку и посмотрела на епископа ледяными глазами.

– Хорошо, любезнейший. Если от меня это время требует нелегких решений, то и от вас не меньше того! Слово мне дайте.

– О чем?

– Если меня убьют до конца этого года, то вы придете на мою могилку и службу там отслужите.

Епископ поднял на Яну глаза. Усталые, с покрасневшими веками, полопавшимися сосудиками. Нелегко ему пришлось. И еще веселее придется, только жалости у Яны не было. Перебьется! Кто его за язык тянул!?

– Обещаю… тора Яна.

– И второе мое условие. Хелла, говорите?

– Да, тора Яна.

– Над моей могилкой будет стоять часовенка Хеллы. И никто чтобы ее не трогал из ваших… долгополых.

– Это указ издать надо. Императорский.

Яна скрипнула зубами.

– Одно другому не мешает. Иконописцу расскажете, какой вы богиню видели. И все для того сделаете, чтобы ее правильно изобразили…

– Тора Яна, кажется мне, или вы больше знаете… о моем видении?

Яна фыркнула.

– А вот этот вопрос касается только императорской династии.

Все она понимала, боги играют людьми, но…

Но злость все одно брала!

Выгодно – поменяем девчонок местами. Выгодно – подставим! Выгодно – положим… так, Хелла?! Да!?

Ответа не было. А вот злость была. Но уже не кипящая, а глухая, безнадежная, тоскливая…

Яна попрощалась и вышла на улицу. Валежный ждал ее там.

– Тора Яна?

– А что, я с утра поменялась? Все в силе, тор генерал, – вздохнула Яна. – Ирольск, Зараево, а там и подумаем, как и что. И вы подумайте. Кто сможет удержать страну? Кроме Пламенного, конечно, мне он просто не нравится.

Валежный посмотрел на тоскливую императрицу. А потом окончательно попрал этикет и коснулся тонкой женской кисти.

– Тора Яна, ну не звери ж мы… хотите, я вас отпущу?

– Хочу. Но вы так не поступите.

– Да.

Говорить было больше не о чем.

Если бы Яна рассчитывала прожить больше полугода, разговор сложился бы иначе. Положить жизнь на то, чтобы обеспечить чье-то процветание?

Вляпаться во власть?!

Жеванные мухоморы! В этом отношении Яна была полностью копией отца, который обожал свой кордон и свою работу.

Начальство?

Закон – тайга, прокурор – медведь. Как поймаешь, так и жалуйся. Кто ж тебе мешает-то? Тут и волки бегают, только не позорные, а самые настоящие, и тоже кушать хотят. Так что не стесняйся, страдай, родимый!

Яна обладала такой же непереносимостью начальства. И если бы она планировала жить долго и счастливо, она бы из шкуры вылезла, но ситуацию постаралась решить по-другому.

Она точно знала, что скоро умрет. А раз так… надо потратить это время с пользой для окружающих. Пристроить сына, сестру, обеспечить их благосостояние…

А потом можно и о Русине подумать.

К примеру, рассказать Валежному все, что она помнит из своей истории. И про НЭП, и про колхозы, и про демократию, не к ночи будь помянута. Яна-то помрет – и все. А им еще страну на ноги ставить… вот, пусть хоть каких-то ошибок не совершают! Может, МТС сделают, может, еще что…

Везде были и свои плюсы, и свои минусы.

Ладно уж. Если Яна поделится информацией, никакого вреда ей это не принесет. А людей жалко…

По улицам Беркута бок о бок ехали мужчина и женщина, связанные крепче любой цепи. Чувством долга.

Ида, герцогства

– Тора, умоляю! Минуту внимания!

Ида аж зубами заскрипела.

Несколько дней она сидела дома, с Полканом. Пока собака болела, Ида от него и на шаг не отходила. Сама поила, кормила, гладила, сама помогала дойти до палисадника – как настоящий мужик, Полкан отказывался делать свои черные дела на пеленку. Но ты поди, задери лапу, если стоять приходится уже не на трех, а на двух? Псу приходилось помогать, опираться на раненную лапу несколько дней ему было попросту больно.

Спала Ида тоже рядом с собакой. И спалось ей, кстати, замечательно! Ни кошмары не мучили, ни бессонница. Так вот уляжешься, пальцы в шерсть зароешь – и словно теплым одеялом накрывает. А то в аптеках таблеточками кормят!

От которых то не уснешь, то не проснешься, то попросту не выживешь! То ли дело – Полкан? Но собак в аптеках не продавали и не предлагали, особенно в качестве снотворного.

Хорошо еще, на Полкане все заживало, как на собаке. Через несколько дней он уже вставал сам, потом ходить начал, а потом Ида решила дойти в лечебницу. Хоть посмотреть, как там дела.

И Полкана посмотрят.

Так-то Стас предлагал прийти к ней на дом, но Ида отказалась. Ее квалификации уже хватало проследить за заживлением раны. А что-то более серьезное – вот. Сейчас они сядут в экипаж и доедут.

Ага, куда там!

Явился, зануда надоедная!

Армандо за неделю умудрился достать ее больше, чем все освобожденцы разом! Он был активен, как бешеный таракан, и назойлив, как целое стадо его сородичей.

Он пытался просочиться в дом, он присылал цветы и сладости, он писал письма, дежурил под окнами…