– Прохор Игнатьев. Марфа Игнатьева. Марфа Федоровна, – рявкнула женщина. – Доложи, пьянь!

Аким даже обиделся.

Ну, выпил. Да и принял-то он всего чуток…

– Ты энто, девка! Не шуми, значитца! Федор Михайлович хочь и дома, но абы кого не примет…

– Абы кого?

Яна окончательно рассвирепела. В другой момент жизни она бы и диалог иначе построила, и поговорила бы лучше… сейчас же – не было сил.

До-ста-ло!!!

Ее достало все!

И экологически чистый транспорт, за которым ухаживать надо было больше, чем за собой.

И дорога, которую периодически приходилось откапывать. Потому как экологически чистый транспорт был оснащен копытами, а не гусеницами.

И дети…

Ладно! Дети – меньше всего. Яна понимала, что им тяжело. Но вы сами попробуйте довезти троих детей из точки «А» в точку «Б». При условии, что у них практически нет развлечений. А ехать долго.

Ехать медленно…

Даже если ехать на машине, и тогда малышня умудряется ныть, хныкать, жаловаться. А возок едет намного медленнее. Но машину Яна сейчас себе позволить не могла. И бензин не достанешь, и обогрева в местных машинах нет… сломается – замерзнут все.

И приходилось терпеть.

Капризы, истерики, слезы, сопли… Машка все-таки опять простыла и теперь шмыгала носом… Яна скрипела зубами и мечтала спихнуть хотя бы двоих паршивцев на руки деду.

Или чтобы путешествие кончилось.

Или чтобы разбойники напали… о банде из монастыря она почти с нежностью вспоминала! Так же, как и о Поганце.

Их можно было убить! Хоть душу отвести. А с детьми ты что сделаешь?

Даже шлепать рука не поднималась, хотя Топыч и предлагал пару раз надрать сорванцам уши. Так что нервы у Яны были на пределе. А тут…

Стоит, хамит, еще и перегаром от мужика разит на полдвора… Кто бы удержался на ее месте? Яна и рявкнула в три этажа с чердачком, как на кордоне наслушалась.

Вспомнила и матушку конюха, и его батюшку, и родословную проследила с древних времен…

Аким аж заслушался. И не только он один, голос-то Яна не сдерживала. Вот и купец услышал. Окно открыл, да и рявкнул на весь двор, когда Яна замолчала.

– Что тут происходит, так вас и разэтак?!

Яна посмотрела на бородатую персону, которая торчала из форточки, да еще начальственно рычала – и так же, на весь двор, громко спросила:

– Федор Михайлович, Марфа Федоровна Игнатьева вам знакома?

Персона побледнела.

– Да…

– Орать будем – или ворота откроете? У меня дети в возке, я их на улице не брошу.

– Акимка! Открой и коней во двор заведи! Ко мне пожалуйте, тора!

Сообразительный. Сразу понял, что Яна не из крестьян.

– А детей?

– На кухню, пусть поедят с дороги!

Форточка захлопнулась. Яна пожала плечами.

На кухню? Оно и неплохо… сначала посмотрим, что тут за купец, потом поговорим за внуков. Дети – это сложно, трудно и каторжно тяжко. Но к Мишке и Машке Яна уже привязалась, и ответственность за них чувствовала. Деду она их оставит, только если будет в нем уверена.

А если нет…

Сама справится. Не впервой!

* * *

Федор Михайлович ждал гостью в кабинете. Яна вошла и оценила. Даже присвистнула.

– Богато живете, жом.

А то – нет?

Рассчитано было именно, что на купцов. Мебель дорогая, из темного дерева, но позолоты на ней – хоть ты ножиком счищай. И резьбы много…

Стол громадный, тоже явно дорогой, аж подавляет, стены отделаны кожей с золотым тиснением, все на столе тоже из золота – Яна не сомневалась. А люстра?

Ежели с нее все хрусталины оборвать – аккурат мешок будет. Из-под картошки.

Купец расплылся в довольной улыбке.

– Не жалуемся, тора. Но раз уж меня вы знаете, как к вам-то обращаться?

– Яна Петровна. Воронова.

В очередной раз Яна задумалась – и как они тут статус определяют? А, не суть. Купца она разглядывала в это время очень внимательно и серьезно.

Сидит перед ней этакий кабан, иначе и не скажешь. Что-то в лице общее есть, наверное, нос, забавно курносый, или само лицо, круглое, или глаза двумя черными точками, внимательные, умные… или борода, которая растет не окладистой мочалкой, а этакой щетиной вокруг лица. Вроде как и есть она, и в то же время короткая, но ухоженная. Только улыбаться не стоит.

Кабан – один из самых умных и самых опасных лесных зверей. Хоть и с домашней свинкой шутить не стоит.

– Даже в нынешние времена – не жалуетесь, жом Меншиков?

– А что времена, тора? Дело наше такое, что б ни случалось, а ты все одно рук не покладай. Тогда и добро прибудет.

Яна медленно кивнула.

– Это вы правильно говорите, жом. Скажите, Марфа Федоровна Игнатьева – ваша дочь?

– Да, тора.

– Незадолго до Солнцеворота я нашла на дороге убитых мужчин…

Яна рассказывала всю историю без особого аффекта. Было – и было. Сплыло – и сплыло.

Федор Михайлович слушал внимательно. Скрипел зубами, когда Яна поведала о смерти дочери, но слушал. И только когда она остановилась на коротком: «Мы с детьми уехали из монастыря» приподнялся на кресле.

Тоже, кстати, массивном и золоченом.

– Тора, так те дети…

– Ваши внуки, Федор Михайлович. А вот это – вам.

Перед купцом легло письмо. То самое, с печатью.

И вот тут Яна спалилась по полной программе. Как и Штирлиц в Берлине не смог бы. Даже пройдясь по городу с красным знаменем и заорав в кабинете Бормана: «Гитлер капут!».

Купец посмотрел на печать.

На Яну.

Опять на печать.

И медленно вывалился прямо из кресла к ее ногам.

– Ваше величество!!!

Что могла сказать Яна? Да только одно.

– Жеванные мухоморы!

* * *

Хорошо, в этом мире половину ее матерщины никто не понимал, а то было бы стыдно. Но… Яне и так пришлось несладко. Поди, подними такую тушу, когда она у тебя в ногах ползает и руки норовит поцеловать… особенно ту, на которой кольцо. Не откусил бы, в порыве чуйств…

Кое-как ей удалось и это.

– Федор Михайлович, сядьте и прочтите письмо дочери. Потом поговорим.

Купец вытер вспотевший лоб, и повиновался. Первый шок уже прошел, и сейчас он начинал обдумывать перспективы.

Ее императорское величество.

Судя по возрасту – внешности – имени…

– Вы – великая княжна Анна Петровна Воронова?

Яна пожала плечами.

– Меня можно назвать и так. Но эту историю я расскажу потом. Может быть.

Намек купец понял. И почтительно поклонившись, вернулся в кресло. Ежели разрешают… Распечатал письмо, прочел… много Марфуша ему не писала. Да много и не надо было, но ее рассказ полностью совпадал со словами Яны.

– Ваше импе…

– Тора Яна, – надавила голосом девушка. Еще не хватало, чтобы сплетни пошли. И так-то лишнего человек узнал, ее бы воля – и того б не было!

– Как же, – растерялся купец. – Это ж…

Или сделал вид, что растерялся. Но Яна не стала уточнять.

– Моего отца убили. Мать, сестер… я уцелела чудом. Вы уверены, что сможете отбиться от освобожденцев, если они придут за мной?

Об этом купец тоже подумал.

– Не смогу. Тора Яна…

– Вот, так-то лучше.

– Тора Яна, вы позволите одну проверочку?

Яна только плечами пожала. Но камень кольца послушно к расплавленному воску приложила. Печать получилась один в один с первой. Купец помрачнел.

– Тора Яна, вы… а что вы делать-то будете?

– Я над этим размышляю, – честно ответила Яна. – Наверное, надо уезжать из Русины. Вы ведь это собирались сделать? Марфа сказала…

Купец медленно кивнул.

– Да…

* * *

Купцы – они вперед прочих чувствуют. Крестьянину – тому все равно, кто у власти, был бы огород. Военному что генерал скажет, то он и сделает, привыкли они повиноваться.

Городским… тут кому как. Но купцы обязаны нос держать по ветру. Яна обладала определенным послезнанием.

Федор Михайлович просто нутром чуял, что ничего хорошего никакое освобождение не принесет. И вообще, чем громче лозунг, тем дальше надо драпать. Вот и собирался.